Часть вторая:
Большой шмон, или Тесак — к горлу
Прошло ещё достаточно времени. Присесть было негде. Шататься по коридору вдоль столов — стало надоедать. Вдруг зазвонил мой мобильник. Это один из друзей решил проверить уже разошедшиеся по городу слухи о нашем аресте.
Специально погромче, чтобы сделать с одной стороны приятное милиционерам, а с другой, дать им понять, что в народе думают об их «стиле и методах», я бодро отвечал в трубку:
— Нет, не бьют! И даже разрешают сходить в туалет! И покурить тоже выпускают! И обращаются на «вы»! Да вроде нормально. Улыбаются даже. Да точно не избивают, я тебе говорю! Ни дубинками, ни ногами! Да какие наручники! Без наручников мы тут все!. Ну и так далее.
В коридоре стояла тишина. Все, — и «наши», и «они» — внимательно слушали этот «репортаж онлайн» из не самого популярного в народе учреждения.
Вдруг из «допросного» кабинета громко выкрикнули мою фамилию. Я зашёл. Два прапорщика позвали к столу, стоящему в самом углу комнаты.
— Все вещи из карманов, а также — телефон, часы, шнурки, ремни — на стол!
Это было неожиданно.
Стал выкладывать на стол содержимое своих карманов. «Принимающая сторона» всё это описывала на листе бумаги; вещи складывались в целлофановый пакет.
— Симка! Сим-карта из мобильника! При мысли, что у кого-то постороннего будет возможность, при желании, лазить по номерам телефонов, адресам, смотреть личные фото или читать памятные SMS-ки от близких людей, мне стало не по себе. Симку надо вытащить любой ценой! Выложив всё из карманов, я сел на стул, чтобы вынуть шнурки. Вынув и положив на стол первый шнурок, я сказал:
— У меня мобила глючит, от кнопки не выключается, — старый уже, добитый. Надо вытащить хоть на секунду батарейку, тогда он отключится.
Взял со стола мобильник и у себя на коленях, закрытый от взглядов столом, быстро достал сим-карту. Положил выключенный телефон на стол. Затем нагнулся, чтобы вынуть второй шнурок и аккуратно пропихнул симку в носок. Затем положил второй шнурок на стол, рядом с таким же, уже арестованным. Сигареты, слава Богу, оставили. А вот зажигалку отобрали. Всё, к отсидке готов!
Но не тут-то было! У меня на шее висел брелок, подарок одного приятеля, который ныне живёт за границей. Висел он на толстой и крепкой капроновой нити, завязанной сзади на три узла — на веки вечные.
Прапорщики увидели этот брелок и дали команду снять. А как снять? Объяснил я им, что это технически неосуществимо. Но нет таких крепостей, которых не взяли бы эти мужественные и самоотверженные бойцы. Недолго думая, достали откуда-то здоровенный такой тесак, по типу штыка от винтовки, и просунули мне между шеей и этой нитью. Ощущение не из приятных, честно говоря.
— Привстаньте… не шевелитесь… а то, не дай Бог, порежем ещё.
Я в точности (это было в моих интересах!) выполнял эти команды. Но что-то вдруг стало не так. Я понял — что.
В этой большой комнате, где до этого стоял гомон и находились около 20 человек, наступила полная тишина. Наверное, это зрелище (огромный тесак вплотную к кадыку) и вправду со стороны выглядело экзотично и устрашающе. Но… резкое движение, и… я — отдельно, брелок — отдельно.
Операция прошла благополучно. Теперь точно готов к отсидке. Без шнурков, без ремня, с пустыми карманами вышел в коридор. Опять хожу по нему туда-сюда, ожидая, когда точно так же «обшмонают» моих новых товарищей. Наконец, вынесли из кабинета в коридор большую охапку пакетов с нашим барахлишком и свалили их на один из столов. В коридоре появился новый, ранее не виданный здесь персонаж, немолодой подполковник с заметным брюшком.
Но вот парадокс! Лицо у него было очень уж доброе, домашнее, семейное какое-то даже…
Кто-то из милиционеров сгрёб наши пакеты и пошёл с ними вперёд по коридору. Подполковник велел нам идти следом за ним.
Потянуло холодком, и мы оказались на улице. Это был двор их «заведения». Левее от входа, там, где железные ворота, если на улице Гоголя встать к их «заведению» лицом.
Лишний раз убедился, что свежий воздух пьянит и кружит голову. Но затолкали в машину нас практически мгновенно.
Темень. Маленькие, менее чем полметра на полметра, железные отсеки (или пеналы) на одного человека. Вокруг — сплошное железо и собачий холод, ведь была уже ночь. Жмёт со всех сторон, — с боков, со спины, и даже колени упираются в это проклятое холодное железо.
Вспомнил Солженицына. У него в «В круге первом» возили так же, в таких же пеналах, — один к одному.
Ну, хоть что-то новое будет впереди, думаю я про себя. Неизвестно какое, но — новое. «Контора» на Гоголя уже осточертела за эти пять-шесть часов.
Ехали недолго. Остановились. Дрожа от холода, повыпрыгивали из «воронка».
Чёрное небо, много ярких звёзд на нём. И один раскачивающийся сверху фонарь. Чуть в стороне — несколько крепких ребят в форме. Стоят в рядок. Сзади — забор, впереди — массивная дверь.
Что-то похожее видел в каком-то военном фильме. Хотя нет, там, в кино, были ещё и овчарки, захлёбывающиеся от лая.
Дверь открылась. Заходим один за другим, гуськом. Сразу — поворот налево. Коридор. Впереди, метрах в восьми-десяти, решётка поперёк коридора. Прямо — две двери. Одна — в кабинет, вторая — на лестницу вверх.
Встали вдоль коридора спиной к стене. Рядом оказался совсем молоденький мальчонка. На вид — хорошо, если 16. Но, раз попал сюда, значит, уже 18 есть. Тихонько спросил бедолагу о его возрасте. Так и есть, — 18 лет стукнуло три дня назад.
Из кабинета вышел тот самый подполковник. С добрым лицом и с отеческой улыбкой начал свою «тронную» речь. Мне она понравилась. Звучала она примерно так:
— Ребята! Лично мне глубоко по барабану, кому и где вы перешли дорогу или написали в компот. Это ваши — проблемы, и меня они вообще не интересуют. Вы здесь — мои постояльцы, а я — директор этой гостиницы. Можете называть её «Отель „Щит и меч“». Моя обязанность, — чтобы вам здесь было удобно и комфортно. И вы тоже соблюдайте правила проживания, и всё у нас с вами будет хорошо.
Такое начало всем нам очень понравилось, и мы выразили это одобрительным гулом. Подполковник продолжал:
— Питание у нас хорошее, трёхразовое, в первый день — бесплатное. А потом — будет видно. Подъём и оправка в 6—00.
Но тут мой сосед, тот молоденький мальчик, вдруг неожиданно, своим тонким, детским голоском задаёт вопрос:
— А что такое оправка?
Тут уж грохнули все, — и мы, и «они». Отсмеявшись, я сказал ему:
— Надо было тебе не Гарри Поттера читать, а Солженицына. Тогда не задавал бы этого вопроса.
Правда, тут же, наклонившись к нему, шёпотом объяснил на ушко, что «оправка», это когда делаешь «пи-пи» и «ка-ка» с разрешения чужого дяденьки в синей форме. Подполковник ушёл. Я стоял крайним в ряду. Молодой прапорщик тронул меня за плечо и сказал:
— Пошли.
Я пошёл за ним. Заводит он меня в пустую камеру и говорит:
— Раздевайтесь.
Хотел было я машинально спросить, мол, зачем? Да вспомнил, что они тут не первый день служат, наверное, надо так. Стал раздеваться. Прапорщик берёт куртку-штормовку, рубашку, майку и начинает ощупывать швы, складки, карманы и т. д. Я стою и с удивлением наблюдаю это зрелище. Говорю:
-Да уже в милиции всё отобрали, пусто в карманах.
Он отвечает:
-Порядок такой. Снимайте дальше, — брюки, ботинки, носки и всё прочее.
Да, давненько я не стоял голышом перед чужими людьми! Он продолжал свою работу, методично пропуская через свои пальцы все те участки одежды, где потрудилась когда-то швейная машина. Ручным электромагнитом прошёлся по моим ботинкам и тут ему повезло. Магнит запищал! Оказывается, в подошве были железные пластинки, называются они «супинаторы».
-Ну вот, — довольно произнёс он, — а говорите, ничего нет.
Спрашиваю его: какие, мол, ко мне претензии из-за конструкции ботинок? Нельзя носить ботинки с этими чёртовыми супинаторами?
-Носить можно, сидеть в камере нельзя, — ответил он.
— Так что же мне, босиком тут ходить? — спрашиваю.
— Ну, будем решать этот вопрос с начальством, — с очень серьёзным видом ответил он.
Короче, эти супинаторы спасли мою сим-карту, с которой я уже мысленно попрощался, видя его усердие в своём ремесле. Пока мы с ним препирались из-за этих железок в ботинках, я сел на лавку, которая стояла в уголочке и стал с очень обиженным видом натягивать на ноги свои снятые уже было носки с симкой. Оделся. Выходим из этой камеры в коридор, он проходит вперёд и открывает ещё одну дверь.
— Заходите.
Захожу. Слышу, как закрывается дверь за спиной и в замке проворачивается ключ.
Осмотрелся. Бог ты мой, да это же обычный общественный сортир, со всеми его причандалами, — метра два с половиной в длину, два метра в ширину и с жёлобом на все три стены. И водичка где-то журчит.
Что за новости? За что меня сюда? Может, за то, что препирался из-за чёртовых супинаторов? Может, это у них карцер такой?
В армии приходилось сидеть на губе. И даже в карцер на губе умудрился загреметь. (За найденный при шмоне окурок в пилотке). Похоже, очень похоже! Но ведь это было 38 лет назад! Ничего не меняется на моей любимой Родине… Верна традициям своих отцов даже в этом!
Походил, посмотрел, что и как. Прикинул, как ночь провести бессонную. Не ложиться же на об………ый, мокрый, вонючий пол! Мои грустные мысли прервал звук открывающегося замка. Может, передумали? Просто пуганули? Дверь открылась и в «карцер» зашёл ещё один сиделец, из «наших». Отлично, вдвоём веселее. Увидев его удивлённый взгляд, я на правах уже старожила этого помещения ввёл его в курс дела.
— Да нет, не должны нас тут держать, — уверенно сказал он.
—Ты-то откуда знаешь? Сидел уже тут? — спросил я.
— Нет, — ответил он, — но мне так кажется.
Пока мы с ним так препирались, открылась дверь и зашел ещё один наш сосед по Лен. Комнате на ул. Гоголя. Это становилось уже интересно.
Долго ли, коротко ли, но в течение часа в этом доисторическом «унитазе» собрался весь наш «воронок», то есть все, кто приехал нашим рейсом. Рейсов ведь было несколько. Постояли ещё немного, благо, хоть не было проблем с «оправкой». Кстати, тут и у самого молодого нашего товарища, прошла премьера этого мероприятия, под наши бурные, продолжительные аплодисменты, причём, абсолютно искренние. Скоро дверь открылась опять.
— Выходи, — последовала команда.
Валерий СТУПАЧЕНКО
Russian
English