Агент «учитель» и прочие агенты

(Восемнадцатая глава из романа в фельетонах «Бобруйск и его жЫвотные, или Невероятные приключения Вацлава Принципа в стране победившего идиотизма»).

Агентов в «бобруйском вобществе» было тьма тьмы, то есть – шмат. В смысле – немерено. (Вацлав Принцип, главный редактор «Предпоследних новостей», даже как-то посчитал, что в их стране может быть от двухсот до пятисот тысяч «агентов»).

Говорят, что в каждом трудовом коллективе, пусть даже самом маленьком, в каждом цеху, подъезде, в каждой школе – были свои доносители. К которым – при необходимости – обращались специцательные службы.

Ну, или сам агент – бежал сломя голову сообщить, выполнить свой «гражданский долг» доносительства, так сказать.

Среди них, «агентов», немало было людей пришлых, приехавших и «оставшихся», или – бывших крестьян, цепляющихся за город и жаждущих сделать в нём карьеру.

Коренные бобруйчане на такое, обычно, не шли. Даже под сильным принуждением. Зная их знаменитый скептицизм и ёрничество, власти к ним, к «коренным», даже и не обращались. Предпочитали иметь дело с «безотказными», о которых см. выше.

Зачем это нужно было властям – такой вот тотальный контроль? Ведь все же – свои люди: в один детский сад, в одну школу, институт ходили…

А для контроля. Чтобы – никакого самостоятельного мышления, никаких ростков гражданского общества. Чтоб – тишь и гладь… Власти – благодать…

Ведь, опираясь пятой точкой на свой исторический (истерический) опыт, полоумные власти считали, что только постоянное давление на общество, на людей – может создать необходимую стабильность… Продлить их сытое чиновническое существование…

Репрессии были «живой водой» для «власть придерживающих» и – мёртвой для страны, для государства (в смысле – их развития: правового, политического, социального, экономического, культурного…). И одним из самых главных, одним из основополагающих звеньев в системе репрессий были «агенты». Или – «засланцы», как, слегка каламбуря, называл их Вацлав Сигизмундович.

«Ну, кто тут «засланцы»? – весело рычал он, приходя в незнакомое общество. И многие – краснели…

У «агентов», как правило, была своя специализация. Исходя из той социальной, профессиональной среды, в которой они обитали. У военных – свои, у милиционеров – тоже не чужие. В колхозах и совхозах, в рабочих коллективах, среди инженерно-технических работников, у врачей, учителей…

Про учителей и пойдет речь.

Их особенно любили «службы». Прямо-таки – кахали. Поскольку учителя работали «с людьми».

Обычно стукачей в этом профессиональном сообществе вербовали еще в студенчестве, на последнем курсе. Когда «светил» уже диплом, и «охфицер»-куратор мягко, но вполне прозрачно намекал, что – при определенных, мол, обстоятельствах – можно его и не получить.

Или – вербовка происходила уже в школе, в самом начале, как это говорится, трудовой биографии.

Вербовали и затем помогали делать карьеру: завуч, зам. директора, директор, работник районо. И то до, то есть и тэ дэ.

Именно из этой, учительской, среды «набирались» кадры для работы в избирательных комиссиях. И работники этих самых комиссий (то бишь – учителя, призванные нести «разумное, доброе, вечное») делали для властей всё, что надо было.

Какие цифры нужны были – такие и получались. Хоть 80 процентов за нужного кандидата (из «партии» «реваншистов»), хоть – 90…

Самый цимус!

Бобруйский (и не только) вариант.

Как говорится: было бы задание – придут к тебе и знания… Как и что. Сделать. Тем более что всех ещё и инструктировали – как успешнее фальсифицировать.

Методы для этого использовались разные: и замена – ночью – бюллетеней, и – переписывание протоколов… Впрочем, это – отдельная тема, мы к ней еще когда-нибудь обратимся.

Вернемся к нашим… учителям. Не побоимся этого слова – педагогам!

Был среди «полевых»», «заслуженных», имеющих «идеологические ранения» и агент «Историк».

Работал он в средней, общеобразовательной школе. Звали его Александр Гаюн.

В задачи Гаюна входило – слушать, отслеживать, доносить.

Сначала – в педагогической среде. Потом – когда он стал аффтаром гос. газеты «Закат над болотом» – и среди журналистов.

Гаюн в своих многословных публицистических статьях жёг сердца людей идеологическим глаголом. «Подводил» к их уже покоцанный менталитет тому, что всё в нашей стране делается наилучшим образом. Лучше, мол, и не надо. Да и не бывает-то – лучше…

Часть народа, воспитанная ещё в советских традициях «облапошивания», в традициях безоговорочного, безоглядного доверия прессе, принимала то, что он писал, за чистую, хорошо начищенную монету. Типа луидора.

А вот такие «антисоветчики-профи», как Принцип, и некоторые другие граждане – смеялись от всей души. Поскольку «технология идеологического охмурения» торчала в материалах Гаюна, как репей на собачьей шерсти, – на шерсти, говорим, собаки, которая где-то качалась, в каких-то исторических зарослях, в каких-то дурно пахнущих кустах…

Также Гаюн всячески «реабилитировал» времена Советского Союза (этой славной тюрьмы народов) и – истерически-параноидально предупреждал об угрозе, исходящей от Запада.

Рассказывали, что он подбирался и к Вацлаву Сигизмундовичу. Ну там – наводил справки о нём, интересовался, чем живет, чем интересуется, с кем дружит – не дружит… Делал – на расстоянии – намёки, что и он бы не прочь работать в «Предпоследних новостях». Мол, коллектив нравится, да и вообще… («Вообще» – это значит, что в этом случае в «службах» ему и зарплату, и звание бы повысили…)

Но – не срослось. Тем более что Гаюн к тому времени уже проявил себя во всей идеологической красе, и шансов у него не было. Никаких.

Но была вот ещё «полевая работа». Он «окучивал» журналистов, подкарауливал их у бара  и затягивал внутрь – «поговорить» по душам. Тут же возле него появлялись хлопцы определенной выправки и стрижки, незаметно подсовывали ему «финансовые средства» для «оперативной работы». («Средства, изъятые из налогов граждан, между прочим).

И Гаюн – говорил, говорил, говорил… Подливал, подливал, подливал… Спрашивал, спрашивал, спрашивал…

Но «завлечённые» им журналисты были прожжёнными, ушлыми, наблюдательными, и не «сдавали» своих даже под воздействием Бахуса.

Так что и здесь Гаюн никак не продвинулся.

Хорошо-с, займёмся другим.

Стал Гаюн на большой идеологической дороге разбойничать – оппозицию местную морально изничтожать.

Ну там, пасквилёк, пафлетик… «Патроны» ему подносили из тех самых служб (чтоб их – так и – наперекосяк). Гаюн переделывал принесённое под нужный калибр  и отправлял «пулю» в цель. Та практически никогда в неё – в цель – не попадала, но Гаюн – старался.

Формально, с его стороны, всё выглядело (для его начальства) наилучшим образом: вот – «видный» оппозиционер, вот – пасквиль про него…

И так Гаюн трудился-старался, так, говорим, трудился  – раззудись плечо, размахнись рука, – что, в конце концов, его обществом стали брезговать не только коллеги по «Закату над болотом»…

А потом старого, «коммунистического» розлива, редактора этой газеты отправили-таки на пенсию, и Гаюна и вовсе прибрали из редакции. Перевели – опять по педагогической линии.  Тем более что на место главвреда пришел такой же «агентистый», с младых ногтей завербованный. А зачем двух агентов в одном месте держать? Неэкономно получается. Расточительно!